Все краски жизни: как цвета определяют географию и быт Марокко

Алые, бордовые, вишневые, коралловые, терракотовые, темно-розовые — ковры всех оттенков красного цвета двухметровыми штабелями сложены вдоль стен в лавке Файяда Лахби в центре медины Марракеша. Пол устилают багровые ворсистые ковры с кистями и диковинными символами, вытканными черной и светло-желтой шерстью. Со сводчатого потолка свисают коврики потоньше, с белыми и синими зигзагами по краям.

— Я продаю берберские ковры, которые ткут женщины племени уляд-бессеба из провинции Шишауа, что в 60 километрах от Марракеша, — объясняет хозяин и жестом приглашает меня присесть на пуф у низкого деревянного столика. — Фон у этих ковров всегда красного цвета и его оттенков. Для уляд-бессеба, которые 700 лет назад перекочевали сюда из Сахары, красный символизирует счастье и величие, черный — зрелость и мужество, белый — чистоту, зеленый — молодость, желтый — солнце, оранжевый — духовное богатство.

Файяд лихо поднимает серебряный чайник с узким носиком на метр от резной столешницы и разливает мятный чай в прозрачные стаканы. На Файяде кирпичного цвета джеллаба — длинный берберский халат с остроконечным капюшоном, откинутым на спину, и желтые кожаные тапочки-бабуши без задников.

— Цвет одежды марокканца, — продолжает торговец, придвинув мне бирюзовую фаянсовую тарелку с финиками, — подсказывает, из какого он племени. По цвету и орнаменту нашей посуды, тканей, ковров сразу понятно, где и кто их сделал. Но значения цветов отличаются в разных частях Марокко.

Основные цвета

Каза-Бранка («белый дом») — так в XVI веке назвали португальцы отвоеванный у пиратов порт на атлантическом побережье Магриба, из-за белого домика на холме. Через двести лет арабы изгнали португальцев и просто перевели название на арабский: Эд-Дарэль-Бейда. Но купцы из Испании величали город по-своему: Каса-Бланка. Название закрепилось, ведь Касабланка всегда была больше европейской, чем африканской. Ее застроили зданиями белого цвета, сначала традиционными жилищами в старой и новой мединах, затем — многоэтажными башнями для банков и жилыми домами в стиле ар-деко.

210-метровый минарет мечети Хасана II украшает мозаика из кусочков цвета морской волны, белых, синих и желтых. Мечеть построена из кремового, почти белого камня, раздвижная крыша покрыта зеленой черепицей. Площадь перед мечетью обдувается ветром с океана, солнце нагревает широкие ступени, колоннады создают тень, в которой отдыхают марокканцы. Многие в белых джеллабах.

— Белый — цвет суннитов, самых многочисленных последователей ислама, — говорит Муса эльМехди, профессор Университета Хасана II, встретивший меня у мечети и ведущий внутрь. — В мечетях много белого, он символизирует мир, мудрость, чистоту. А мистики-суфии, которых в Марокко больше, чем в других странах, связывают белый цвет с сакральными тайнами. Белую одежду надевают во время хаджа, паломничества в Мекку, и в трауре. Вдову на базаре заметишь сразу: женщина, скорбящая по мужу, носит белую джеллабу и головное покрывало, белые перчатки, носки и обувь.

Внутри мечети пушистая ковровая дорожка ведет через пустой молитвенный зал, который раза в полтора больше футбольного поля. Дневной свет проходит сквозь высокие окна и выхватывает справа и слева розовые мраморные колонны. Над ними — белые арки с неровными краями и ячейками, похожими на отломанные куски пчелиных сот.

— Пол мечети сделан из золотистого мрамора и зеленого оникса. Это два цвета ислама, — объясняет профессор. — Зеленый — это благодать рая, а золотой или желтый — духовное богатство. Традиционная символика цветов в Марокко связана с религией. Для декора мечетей, в мозаиках и росписях, используют еще три цвета. Синий, который означает спокойствие, черный — цвет ночного неба и красный, защищающий от зла. Повторение орнаментов символизирует вечность.

Над оформлением мечети Хасана II трудились, по разным данным, от 3300 до 6000 марокканских мастеров по мрамору, резчиков по дереву и алебастру, художников-мозаичистов. В Марокко бытует мнение, что лучшие ремесленники и знатоки цвета живут в городе Фес.

Город мастеров

Фес-эль-Бали, тысячелетняя медина Феса, самая большая в Марокко, запутывает чужаков в 9400 переулках, почти треть которых заканчиваются тупиками. Автомобилям сюда въезда нет, все тяжести перевозят на осликах и мулах.

Достоверной карты Фес-эль-Бали не существует. Чем дальше в медину, тем уже и темнее становятся проходы между облупившимися стенами. Акил, парень в толстовке и джинсах, с пакетом разноцветной смальты в руках, вовремя возникает на моем пути и показывает дорогу к цехам, где делают традиционную геометрическую мозаику зеллидж. Это ремесло пришло в Марокко из мавританской Андалусии 11 веков назад, а фесские мастера довели его до уровня искусства.

— Один фрагмент мозаики зеллидж, — Акил чертит на земляном полу цеха квадрат метр на метр, — состоит примерно из 15 тысяч маленьких кусочков. На его изготовление уходит три месяца.

Рядом с цехом стоят образцы работ — столешницы, рамы для зеркал, фрагменты мозаики разной величины, на которых маленькие треугольники и звезды складываются в окружности и цветы. Акил — настоящий фасси, то есть представитель образованной и небедной семьи, живущей в Фесе с момента его основания, и знает историю мозаики:

— Сначала зеллидж была двух цветов, черного и белого. Потом к ним добавили синий, зеленый и медово-желтый. В XVII веке появился красный. Теперь мастера используют больше 20 оттенков, в том числе оранжевый, лимонный, бордовый, бирюзовый, фиолетовый, коричневый. Все цвета получают из четырех базовых: белого, красного, синего и зеленого, добавляя к ним при высокой температуре олово, свинец, минералы и прочие вещества. Хотя сейчас зеллидж делают и в других городах Марокко — в Мекнесе, Тетуане, — мозаику из Феса легко узнать по светлому оттенку зеленого цвета. В Тетуане мастера используют темно-зеленый.

— Светло-зеленый — цвет Феса? — уточняю.

— Нет, цвет Феса — синий, — возражает фасси и ведет меня на экскурсию. От Синих ворот Баб-БуДжелуд, отделанных глазурованной плиткой цвета индиго, под постукивание молотков чеканщиков на площади Сеффарин — в квартал кожевников, к дубильням и красильням Шуара.

На террасы магазинов, окружающих чаны для обработки кожи, пускают как на смотровые площадки. Пучки мяты помогают перебить убийственный запах. Сверху круглые чаны похожи на коробку с банками красок. С десяток синих и голубых оттенков, много красных, коричневых, фиолетовых, желтых. Четверть чанов — полностью белые.

— Там негашеная известь, — говорит Акил. — В ней шкуры выдерживают 20 дней, чтобы избавить от шерсти. Затем для мягкости — 2–3 дня в воде с голубиным пометом. Потом еще несколько дней шкуры пересыпают отрубями, мочат и мнут ногами. После чего красят. Этим технологиям сотни лет.

После разноцветья кожевенных цехов, базара тканей у моста Гзам-бен-Скум и магазинов с парчой на бульваре Мухаммеда V пестрит в глазах. В квартале горшечников мастер показывает, как правильно наносить тонкой кисточкой темно-синие узоры на белый фаянс. Здесь треугольник, там завитушки — ничего сложного. Однако кисточка выскальзывает из моей руки и самостоятельно рисует на тарелке неаккуратную загогулину. Акил смеется, мастер пожимает плечами: «Она же не фасси», — и разрешает попробовать еще раз, приобщая меня к чему-то древнему, масштабному, волшебному.

Изгоняющие джиннов

Чудеса игры цвета и света происходят рано утром во Дворце Бахия в Марракеше, пока группы туристов передвигаются по залам, мимо фонтанов и апельсиновых деревьев. В 1860-х дворец построил великий визирь Си Мусса для любимой жены, еще трех жен и 24 наложниц. Для отделки покоев он пригласил тысячу мастеров из Феса. Они декорировали 150 комнат, а на окнах в покоях главной красавицы установили цветные витражи.

Парадный двор, выложенный белым мрамором, с утра заливает солнце. Лучи попадают прямо на витражи, от которых на внешней стене покоев, на полу у двери и на потолке образуются большие четкие блики из разноцветных ромбов.

— Смотрите, Арлекин залез в гарем! — восторгается одна туристка.

В саду Дворца Бахия живет вечно дремлющая черепаха. Ее панцирь кто-то раскрасил в те же цвета, что на витражах. Как сказал марокканский султан XIV века Абу Инан Фарис о жизненных ценностях марокканцев, «ведь это красиво и радует глаз».

Ощущение счастья, которое возникает при виде красок Марокко, уловил наш современник, австрийский художник Андре Хеллер. В 30 километрах от Марракеша он создал Anima Garden. В саду Хеллер собрал экзотические растения со всей планеты и разместил скульптуры, ритуальные маски, фонтаны, беседки и зеркальный дом. Среди пальм и бамбуковых зарослей попадаются то роденовский «Мыслитель», то высокие конусы, похожие на вигвамы, выкрашенные в цвета, которые художник подсмотрел в марракешской медине.

— Anima Garden Андре Хеллера провоцирует, подсказывает, — говорит декоратор из Марракеша Елена Бошан. — Дизайнеру и думать не надо. Пришел в сад, увидел цвет — и вот вам новая коллекция одежды от-кутюр. Сад Мажореля вдохновляет, создает атмосферу, в которой легко творить.

В 1920-х годах французский художник Жак Мажорель лечился в Марракеше от туберкулеза, делал жанровые наброски и расписывал потолок в отеле La Mamounia, ставшем легендой города. Мажорель купил участок земли, разбил там тропический сад, построил виллу и студию. Здания художник оформил в ярком васильково-синем цвете, который теперь в его честь называют «синий мажорель». Позже виллу и сад купил модельер Ив Сен-Лоран, утверждавший, что Марракеш научил его цвету.

— Синий цвет в саду Мажорель расслабляет, — продолжает Елена. — Вместе с желтым он создает чувство безмятежности и счастья. Зеленые растения настраивают на творчество.

После умиротворяющих тенистых садов и «синего мажореля» гомон площади Джемаа-эль-Фна и вид красно-розовых домов марракешской медины тонизируют. Девушка в джеллабе с сиреневым психоделическим принтом в духе итальянского дизайнера Эмилио Пуччи покупает куркуму у прилавка со специями — желтыми, оранжевыми, красными, коричневыми и зелеными. Голова идет кругом от карусели цвета. В киосках-повозках с большими колесами продают соки. Оранжевые пирамиды апельсинов и желто-зеленые грейпфрутов пробуждают жажду. Протягиваю два дирхама продавцу, но мою руку перехватывают.

— Хочешь пить? — задорно спрашивает некто нестерпимо яркий и что есть силы звенит в солидных размеров колокольчик. — Отведай водички!

Передо мной старичок в красных штанах и такого же цвета длинной узорчатой куртке с широкими рукавами и зеленой бахромой. Его талию перехватывает широкий кожаный пояс с круглыми железными бляшками, начищенными до зеркального блеска. К поясу цепочкой прикручены три талисмана «рука Фатимы». Голова обмотана белым покрывалом, на котором держится шляпа — точь-вточь огромный красный абажур, расшитый разноцветными помпонами. На плечах — несколько медных чаш. В руке дедушка держит мохнатый бурдюк с водой, атрибут марракешского водоноса.

— Почему вы носите красный костюм? — спрашиваю.

— Для спокойствия, — отвечает водонос не задумываясь. — Марракеш стоит в пустыне. Здесь джинны. Город тоже красный, джинны и злые духи боятся красного.

— Спокойствие дает синий цвет, разве нет?

— Не-ет! — старичок хохочет и хлопает себя по коленям. — Синий отгоняет москитов! Поэтому москитов нет в Шефшауэне (в русской традиции — Шавен).

Потому и не кусают

— Да, у нас нет москитов, — бодро кивает хозяин кафе на площади Касбы в Шефшауэне. — Мы красим дома в синий цвет, москиты принимают их за проточную воду и улетают. Они любят стоячую воду, а чистую — нет. Что будете пить? Пойдете на расслабляющий берберский массаж в четыре руки? Хотите кожаную сумку с бахромой? Мой сын их продает. Кстати, моя жена гадает. Показать вам город?

Катя, моя знакомая и добровольный гид в Шефшауэне, быстро пресекает навязчивые предложения. Мы идем гулять по Синему городу, вожделенной цели инстаграмщиков (запрещенная в России экстремистская организация) всей планеты.

Между ярко-бирюзовыми и наполовину синими домами петляют светло-голубые «ледяные» улицы-лестницы. Кое-где на стенах закреплены разноцветные цветочные горшки — испанский штрих. В густой синий окрашено большинство дверей и оконных проемов. За нами следуют две кошки, рыжая и серая полосатая.

Говорят, что в синий цвет дома в Шефшауэне начали красить евреи, бежавшие из Андалусии в XV веке. Они считали, что синий — цвет неба и приближает к Богу.

— В Средние века люди использовали драгоценные камни в качестве амулетов, — рассказывает Катя. — У евреев, которые жили в Андалусии, таким камнем была бирюза. В те времена практиковали магию цвета. Синий или голубой, как символ неба и небесных вод, советовали использовать от дурного глаза и чтобы обращать в бегство злые силы.

Мы углубляемся в жилую часть медины. Кошки куда-то исчезают, людей нет. Теперь все поверхности вокруг нас одного, ярко-синего оттенка. Краска положена так густо, что не видно, где кончается горизонтальная плоскость — дорожка, по которой мы идем, — и начинается вертикальная — стена дома. Прогулка через «другую реальность» совсем не пугает. Внутри синего цвета мне уютно, мыслям легко.

* * *

— Эгей, ты вернулась! — Файяд выходит мне навстречу из лавочки на марракешском рынке Рабия.

— Файяд, ты знаешь, почему водоносы носят красные костюмы?

— Это красиво! — улыбается торговец.

— А почему Шефшауэн синий?

— Чтобы дарить людям радость.

— Как у марокканцев все так ясно получается?

— Посмотри на небо. Посмотри на вершины Атласа, на мятный чай, на апельсины, на зелень садов во дворах домов и на мои красные ковры. Все это — цвета, которые мы видим каждый день. Марокканцам не нужно изобретать то, чего не бывает. У нас уже есть все краски жизни.

_{Фото: HEMIS / LEGION-MEDIA (X4), CUBO / LEGION-MEDIA (X3), HEMIS (X2), CUBO / LEGION-MEDIA}

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 11, ноябрь 2018, частично обновлен в ноябре 2022}